Литературный оверлок. Выпуск №4 / 2017 - Руслан Гавальда

Аистаилу пришлось трое суток идти без воды. Положение становилось угрожающим. Без воды «и не туды и не сюды». И вот, наконец-то, ишак набрел в середине живописного достаточного обширного плоскогорья на лужу приличных для пустыни размеров: примерно три на четыре метра. Вода оказалась сравнительно пресной и только слегка мутноватой. Было только одно «но», – она достаточно ощутимо пахла мочой, что было вполне объяснимо, если судить по огромному количеству следов каких-то копытных животных натоптанных в радиусе десятка метров. По всей вероятности эти дикие твари пили из лужи и тут же в неё мочились, ничуть не заботясь о том, что портят воду.

Делать нечего и, сдерживая отвращение, Аистаил вдоволь напился и этой водой. Такое было железное правило путешествия по пустыне: при любой возможности полностью пополнять запасы влаги.

Но пройдя с полкилометра, совсем неожиданно Аистаил наткнулся на колодец с идеально чистой водой….

А позже с вершины холма ишак неожиданно увидел живописный ручеек, поблескивающий своими изгибами. Через несколько часов пути по пересеченной местности он с огромным наслаждением пил живительную влагу.

Чем дальше Аистаил удалялся в пустыню, тем более удивлялся невиданным вещам. Животный мир оказался на удивление разнообразен. Как-то раз мимо спокойно и неторопливо прошествовало два верблюда. Даже не повернув в его сторону голову, эти корабли проплыли в нескольких десятках метров от ишака и скрылись за горизонтом. Предполагалось, что здесь в диком виде этих животных уже давно не существует, однако на домашних эта парочка совсем не походила.

По утрам и вечерам где-то неподалёку неизменно куковали кукушки. Те самые кукушки которые развлекают «Ку-ку, ку-ку…» в лесной зоне, точно так же принялись за это дело и в пустыне.

Постоянно встречались всевозможные ящерицы. Одна из них очень поразила. При виде Аистаила, она встала на задние лапки и, опираясь на хвост, шустро бежала прочь, смешно размахивая передними конечностями в воздухе, словно смурф.

В следующий раз издалека Аистаил увидел дикобраза, пробегающего по соседнему холму по своим дикообразьим делам.

Черепахи ползали повсеместно. Ишак наткнулся как на огромный экземпляр весом до пяти килограмм, так и на совсем крошечных черепашек чуть более столовой ложки.

Змеи, вопреки ожиданиям, попадались очень редко. Возможно, потому что Аистаил не боялся их, а может от того, что внимательно осматривал местность, прежде чем сделать привал.

IV. Смертный приговор

1

На следующее утро над Аистаилом стояли две тысячи вооруженных людей. Солнце было еще низко, когда над горизонтом показались пятьсот воинов. Всадники проникли с севера и совершенно не желали делать вид, что пришли с миром, хотя сначала и прятали оружие под белым бурнусами. Лишь когда они подошли вплотную к широкотелому ишаку, в руках у них оказались ружья и кривые сабли. Но напуганный Аистаил все также лежал недвижим.

Всадники пустыни окружили его и через полчаса увели в в пальмовую рощу. Его привели к Исламу Иналу и спросили, почему он дерзнул нарушить границу, и если бы не было найдено через пару часов распростертое тело погибшего муфтия Абдуллаха Амина, всё выглядело как всегда. Ишака, клеймив, просто отправили бы в общее стойло, однако, когда с доносом явились последние осматривавшие гриницы непризнанного государства воины, ему уже никто и не думал сочувствовать.

Аистаила приговорили к позорной смерти: ни удостоив ни пули, ни удара саблей.

Сначала люди не поверили этому оповещению. Они считали, что это трюк, которым власти пытаются прикрыть свою беспомощность, чтобы успокоить назревающее в народе волнение. Все еще слишком хорошо помнили время, когда говорили, что пропавший без вести муфтий был вознесён на небо в тусовку самого Аллаха. Сия добрая весть слишком глубоко въелась в души людей.

Только на следующий день, когда на центральной площади перед зданием суда были выставлены на всеобщее обозрение улики – жутко было глядеть на эти двадцать пять фотографий и документальных отрывков видеосъемки, непристойные письма муфтия к ослу расставленные в ряд, – только тогда общественное мнение всколыхнулось.

Многие сотни людей медленно продефилировали мимо этой чудовищной галереи. Толпа из любви к сенсациям поверила и требовала показать прилюбодейца. Вскоре выкрики стали такими громкими, волнение на маленькой площади, заливаемой толпами людей, таким угрожающим, что председатель суда решился: он приказал вывести Аистаила из камеры и показать его толпе.

Когда ишака подогнали к окну, толпа умолкла. Внезапно стало совсем тихо, как тихо бывает в жаркий полдень, когда все уходят торговаться на рынок или забираются в тень домов. Не было слышно ни шарканья ног, ни шороха, ни вдоха. Целую минуту толпа стояла раскрыв глаза и рот. Никто не мог постичь, что этот прелюбодей хилый маленький, стоявший там, в окне, что эта пушистая миловидная мордочка, эта горстка шерстки, это… совершило осквернение и убийство. Он просто не был похож на прелюбодейца. Правда, никто не мог бы сказать, как он, собственно, представлял себе его – шайтана, – но в одном все были единодушны: не так! И все же – хотя дьявол совершенно не соответствовал представлениям людей и потому его наглядная демонстрация, казалось бы, должна была быть малоубедительной – уже само появление этого ишака в окне и то обстоятельство, что именно он, и никто другой был показан как убийца, парадоксальным образом оказалось убеждающее воздействие. Все подумали: не может быть, это неправда! – и в тот же момент поняли, что это просто обязано ею быть.

Разумеется, как только сторожа оттащили животное назад, в темноту комнаты, как только оно перестало быть присутствующим и видимым, но еще, пусть на кратчайшее время, продолжало оставаться воспоминанием, чуть ли не символом мерзкого убийцы, символом разврата в мозгах людей – ошеломление толпы схлынуло, уступив место подобающей случаю реакции: заработали языки, тысячи глаз снова оживились. И тогда все крики слились в один-единственный громовой раскат гнева и мести: «Отдайте его нам!» И они бросились штурмовать здание суда, чтобы собственными руками его разорвать, разодрать в клочки. Страже с огромным трудом удалось забаррикадировать ворота и оттеснить беснующуюся толпу. Ислам Инал лично подошел к окну и обещал, что суд будет скорым и беспощадным. Тем не менее понадобилось еще несколько часов, чтобы разошлась толпа, и еще несколько дней, чтобы хоть немного успокоился город.

Действительно, процесс против Аистаила продвигался чрезвычайно быстро, ибо в деле имелись неопровержимые улики, хотя и сам обвиняемый на допросах, скорее всего в раскаянии в совершении насилия, а затем и убийства, в которых его обвиняли, с глупым лицом хранил молчание.

Только на вопрос о мотивах преступлений он (уж без обидняков) как не блеел, не сумел дать удовлетворительного ответа. Он лишь повторял это и повторял. Зачем он это делает и что это вообще значило, – об этом он умолчал.

Тогда его подвергли пыткам, на несколько часов подвесили за ноги, влили в него семь пинт воды, надели испанские сапоги – без малейшего успеха. Этот ишак казался нечувствительным к телесной боли, он не проронил ни звука и на повторный вопрос все так же отвечал блееньем. Судьи за его поистине героическую упертость и упрямость прекратили пытки и решили как можно скорее, без дальнейших допросов, закончить процесс.

Единственная небольшая оттяжка была вызвана юридической перебранкой с Кыргызстаном, гражданином коего был хозяин и, соответственно, жертва ишака, и парламентом в пустыне (да, даже жженый песок кому-то пренадлежит), поскольку на сей территории и произошёл печальный инцидент и власти тем самым желали присвоить процесс себе. Но исламское государство1 не позволило отнять у себя это дело. Оно, и никто другой, схватило преступника, в сфере его юрисдикции было совершено гнусное убийство с прилюбодеянием, и ему угрожал взрыв народного гнева, если бы оно передало убийцу другому суду. Кровь ишака должна была пролиться в ДАИШе2.

15 апреля 1766, года приговор был вынесен и зачитан обвиняемому в его камере. «Ишак Абдуллаха Амина – Аистаил, – гласил приговор, – должен быть в течение сорока восьми часов выведен на главную площадь города и там он будет повешен непременно за шею и будет висеть на веревке до тех пор, пока не сдохнет». На этот раз палачу было категорически запрещено оказывать преступнику обычную милость – перерезание горла, – даже если предсмертные мучения будут продолжаться несколько дней. Затем труп следовало закопать в живодерне, а место не отмечать.

Как и следовало ожидать Аистаил никак не отреагировал на приговор. Служащий суда спросил, есть ли у него последнее желание. Ишак промолчал.